Лет 7 назад я за одну ночь приняла решение лечь в частную психиатрическую клинику, чтобы отдать свою жизнь на попечение врачей. Я честно была готова на все что угодно, лишь бы меня навсегда вылечили от булимии.
На тот момент булимические атаки стали моей единственной рутиной, кроме сна, который больше напоминал отключку. Если раньше я могла оставаться функциональной или относительно функциональной, то теперь об этом не было и речи.
Отек с лица уже не сходил. Появились «щеки хомяка» - гипертрофия околоушных желез. Эти железы расположены сразу за ухом, у угла нижней челюсти. Обычно они не заметны, но у людей, которые регулярно практикуют чистки, они растут и увеличиваются в размерах. В результате челюсть приобретает квадратные очертания, а щеки становятся одутловатыми. Это одно из многочисленных печальных последствий булимического поведения.
Когнитивные функции стремительно снижались. Я не могла ничего толком запомнить, сконцентрироваться на разговоре или конкретной мысли. Сквозь туман в голове я отчетливо видела только один образ. Это пустой стеклянный сосуд для песочных часов. Я представляла себя таким сосудом. Мне хотелось, чтобы все, что попадало в меня так же легко и быстротечно, как секунды, проваливалось вниз и исчезало. И оставался только этот прекрасный, совершенный по форме и содержанию, то есть абсолютно прозрачный и пустой, стеклянный сосуд.
Это все, что волновало меня на тот момент. При том, что я была уже далеко не подростком, а женой и мамой, работала на взрослой работе и в глазах окружающих твердо стояла на ногах и даже могла подставить другим плечо.
Мало кто знал, что на самом деле я очень хотела быть песочными часами без песка. И пару раз мне почти удалось. Я доходила до критически малого веса, а потом снова начинались булимические атаки. Стеклянный сосуд снова наполнялся, и мне приходилось его очищать. Все чаще и чаще. И так я дошла до звонка в психбольницу.
Это была одна из московских частных клиник, которая отвечала моим скромным запросам: анонимно и без унижений вроде походов в туалет только в сопровождении персонала.
Домашним сказала как есть: если дадут надежду на выздоровление, останусь там, пока не поправлюсь.
Конечно, выздоровление возможно только при стопроцентной готовности пациента сотрудничать и следовать рекомендациям. Конечно, многое зависит от мотивации. Я хорошо помню, что у меня все это было.
И это оказалось там никому не нужно.
Вот короткие детали моей встречи с психиатром перед госпитализацией:
- Психиатр беседовала со мной на расстоянии раза в 3 больше, чем положенная социальная дистанция при пандемии. Причем никакой пандемии еще и в помине не было.
- Психиатр сидела за столом, на котором стояла пластиковая одноразовая тарелка с тортом. Тогда я подумала, что это как-то странно. Но ничего не сказала. Что и чем думала психиатр, я не знаю.
- Мне сказали, что я «хорошо держусь» для человека с таким многолетним опытом РПП. Обычно к этому времени уже развиваются личностные расстройства, а я произвожу впечатление адекватного, взрослого человека.
- Я обрадовалась такой позитивной оценке и спросила, какой процент излечившихся в их клинике. На что психиатр с благодушной улыбкой ответила: «Ну что Вы, мы Вас не вылечим, это хроника. Мы выводим пациента из острого состояния, добиваемся ремиссии, затем отпускаем. А через несколько месяцев снова к нам. Такое заболевание».
Я уехала из этой больницы. Больше ни в какие не ездила. Я очень боялась, что мне снова скажут, что это навсегда. Что на мне поставят крест. И в конечном счете я в это поверю.
Я вылечилась. Сама. Наверное, это было бы проще и быстрее с профессиональной поддержкой. Но, видимо, у меня был свой путь. И да, полное выздоровление от РПП возможно. И никогда никому не позволяйте думать и говорить иначе. В том числе себе.
На тот момент булимические атаки стали моей единственной рутиной, кроме сна, который больше напоминал отключку. Если раньше я могла оставаться функциональной или относительно функциональной, то теперь об этом не было и речи.
Отек с лица уже не сходил. Появились «щеки хомяка» - гипертрофия околоушных желез. Эти железы расположены сразу за ухом, у угла нижней челюсти. Обычно они не заметны, но у людей, которые регулярно практикуют чистки, они растут и увеличиваются в размерах. В результате челюсть приобретает квадратные очертания, а щеки становятся одутловатыми. Это одно из многочисленных печальных последствий булимического поведения.
Когнитивные функции стремительно снижались. Я не могла ничего толком запомнить, сконцентрироваться на разговоре или конкретной мысли. Сквозь туман в голове я отчетливо видела только один образ. Это пустой стеклянный сосуд для песочных часов. Я представляла себя таким сосудом. Мне хотелось, чтобы все, что попадало в меня так же легко и быстротечно, как секунды, проваливалось вниз и исчезало. И оставался только этот прекрасный, совершенный по форме и содержанию, то есть абсолютно прозрачный и пустой, стеклянный сосуд.
Это все, что волновало меня на тот момент. При том, что я была уже далеко не подростком, а женой и мамой, работала на взрослой работе и в глазах окружающих твердо стояла на ногах и даже могла подставить другим плечо.
Мало кто знал, что на самом деле я очень хотела быть песочными часами без песка. И пару раз мне почти удалось. Я доходила до критически малого веса, а потом снова начинались булимические атаки. Стеклянный сосуд снова наполнялся, и мне приходилось его очищать. Все чаще и чаще. И так я дошла до звонка в психбольницу.
Это была одна из московских частных клиник, которая отвечала моим скромным запросам: анонимно и без унижений вроде походов в туалет только в сопровождении персонала.
Домашним сказала как есть: если дадут надежду на выздоровление, останусь там, пока не поправлюсь.
Конечно, выздоровление возможно только при стопроцентной готовности пациента сотрудничать и следовать рекомендациям. Конечно, многое зависит от мотивации. Я хорошо помню, что у меня все это было.
И это оказалось там никому не нужно.
Вот короткие детали моей встречи с психиатром перед госпитализацией:
- Психиатр беседовала со мной на расстоянии раза в 3 больше, чем положенная социальная дистанция при пандемии. Причем никакой пандемии еще и в помине не было.
- Психиатр сидела за столом, на котором стояла пластиковая одноразовая тарелка с тортом. Тогда я подумала, что это как-то странно. Но ничего не сказала. Что и чем думала психиатр, я не знаю.
- Мне сказали, что я «хорошо держусь» для человека с таким многолетним опытом РПП. Обычно к этому времени уже развиваются личностные расстройства, а я произвожу впечатление адекватного, взрослого человека.
- Я обрадовалась такой позитивной оценке и спросила, какой процент излечившихся в их клинике. На что психиатр с благодушной улыбкой ответила: «Ну что Вы, мы Вас не вылечим, это хроника. Мы выводим пациента из острого состояния, добиваемся ремиссии, затем отпускаем. А через несколько месяцев снова к нам. Такое заболевание».
Я уехала из этой больницы. Больше ни в какие не ездила. Я очень боялась, что мне снова скажут, что это навсегда. Что на мне поставят крест. И в конечном счете я в это поверю.
Я вылечилась. Сама. Наверное, это было бы проще и быстрее с профессиональной поддержкой. Но, видимо, у меня был свой путь. И да, полное выздоровление от РПП возможно. И никогда никому не позволяйте думать и говорить иначе. В том числе себе.
